«Я всегда играю для публики. В любой точке света. Бывало, через два дня после Карнеги-холла выступал в Бузулуке с той же программой. И той же экспрессией, может, даже большей. Играть для наших людей ответственнее», — рассказал aif.ru пианист Денис Мацуев.
Закончился первый «Летний фестиваль Дениса Мацуева в Суздале». По статистике в начале июля здесь чудесные тёплые дни. Но не в этом году. Из-за ливня и урагана открытие получилось экстремальным. Тем не менее продрогшие и промокшие 5000 зрителей услышали Дениса Мацуева, Аиду Гарифуллину и оркестр под управлением Александра Сладковского. А на следующий день пианист № 1 в России дал эксклюзивное интервью aif.ru.
Татьяна Уланова, aif.ru: Денис, где в такую непогоду ночевал рояль Yamaha, на котором вы играли?
Денис Мацуев: Остался на сцене — в специальном чехле, утепляющем и сохраняющем необходимый режим влажности. Импровизация с перемещением инструмента с авансцены в центр была вынужденной. Если бы рояль попал под дождь, это было бы убийство в прямом эфире, которого ни я, ни те, кто понимает, в чём дело, не пережили бы. Избыточная влажность для рояля подобна смерти. Для него в принципе звучать на улице нехорошо, но раз уж мы играем open-air концерты, делать это надо на хорошем инструменте.
— Этот рояль с вами с 1998 года?
— Да, он стоит в Москве и при необходимости перемещается специальным транспортом. Сейчас это не проблема. У меня есть и несколько своих роялей, которые тоже иногда ездят со мной.
«Не люблю «жюрить»
— С Аидой Гарифуллиной на открытии вышли играть с листа — по нотам, которые ей за несколько минут до этого прислала преподаватель из Италии.
— Мы их распечатали, и каждый листок мне упаковали в пакетик, чтобы не улетел, не промок. Я, конечно, люблю импровизации. Но в тот вечер это было нечто! Очень нервно. При этом я ощущал невероятный прилив энергии.
— Шутите?
— В экстремальной ситуации внутри меня всегда что-то раскрывается. Это прямо моё! А вообще, согласитесь, красивое открытие получилось. Кинематографичное даже.
— Только промокли все до последней нитки.
— Не без того, согласен. Александр Сладковский даже приболел. Поэтому хочу ещё раз выразить всем, кто был на концерте, огромную благодарность. И слушателям, и Аиде, и великому оркестру. На сцене было не менее экстремально, чем «в зале». Мне даже пришлось принять волевое решение и сыграть сольно, чтобы не подвергать инструменты музыкантов опасности быть уничтоженными стихией. За секунды выбрал то, на что в моменте откликалось сердце, — «Времена года», хотя последний раз играл их год назад…
Выступление на сцене с Аидой тоже стало практически импровизацией. Я люблю аккомпанировать, обожаю камерную музыку, но выступление с вокалистом — особая работа. Ритмы, модуляции — всё надо чувствовать. Не забывать и фортепианную ткань, подголоски у Рахманинова сложнейшие. Каждый романс — как мини-спектакль. Я и на конкурсе Рахманинова предложил их исполнять. Знаете, как по-разному в них музыканты раскрываются? Кто-то показывает себя прекрасно, а кто-то бледнеет в своём мастерстве.
— Как раз перед Суздалем этот смотр пианистов, дирижеров и композиторов прошел в Москве во второй раз.
— И получился совершенно феерическим! До сих пор ощущаю послевкусие. Очень сильные самобытные музыканты смогли принять участие. Много интересных открытий. Я всегда жду каждый конкурс. Но не люблю… «жюрить». Неблагодарное дело. Есть в нём слово, которое просто ненавижу — «отсеивание». К примеру, на Grand Piano Competition в Москве его нет, и сольный тур играют все. И со знаменитым оркестром выступить на легендарной сцене могут все, кто прошёл отбор. Это счастье! На взрослых смотрах без отсеивания нельзя. И всё равно мы пытаемся проводить больше людей и во второй тур, и в финал. Потому что, правда, играют очень здорово. Представлены и русская школа, и, конечно, китайская, которая движется вперед семимильными шагами.
Черный ворон в зале консерватории
— Кто-то из критиков сказал, что китайцы в этом году играли Рахманинова более прочувствованно, чем наши.
— У каждого своё мнение. Китай сначала скопировал систему советского музыкального образования, и первое поколение их пианистов училось у наших педагогов. Русская школа присутствует во всём мире. Сверкнула яркая личность — смотришь биографию, а в ней обязательно имя русского педагога. Так же в фигурном катании: куда ни кинь — непременно наткнешься на нашего тренера.
Русская школа и сейчас показала себя очень мощно: и Центральная музыкальная школа (первую премию у пианистов взял Жуй Мин, вторую — Александр Князев), и Московская консерватория (Владимир Вишневский — первая премия в номинации «фортепиано», Олег Худяков — первая премия в номинации «дирижирование», Филипп Руденко — третья премия в номинации «фортепиано»).
— Володя Вишневский уже все призы, кажется, собрал, начиная с конкурса Хиблы Герзмава. Его даже назвали Листом ХХI века.
— Он «проявился» только в этом году. Прежде его никто не знал. Замечательный талант, но пока награды скорее авансом. Много чего ещё надо делать. Главное — есть всё, чтобы развиться в большого, глубокого музыканта.
— В том числе харизма!
— Это очень важно. Мы пригласили его и в Суздаль. Вместе с Олегом Худяковым — тоже сенсацией конкурса Рахманинова. Удивительное дело, он пианист, окончил консерваторию у Сергея Доренского (это практически мой второй отец) и к большому оркестру вышел впервые в жизни в первом туре смотра. А показал невероятный уровень, просто феерический. Члены жюри были потрясены. Как если бы в одном человеке одновременно увидели знаменитого немецкого дирижера Кристиана Тилемана и мощь, фактуру, масштаб Евгения Фёдоровича Светланова. Весь Госоркестр спрашивал меня про Худякова: «Кто такой? Откуда взялся?»
— Откуда же?
— Родился в Саратове, учился в Москве. В Суздале оба лауреата играли с обожаемым мной Владимирским оркестром — нашим спутником и талисманом наравне с Госоркестром, РНМСО и оркестром Мариинского театра. Много лет Владимирским коллективом руководил Артём Маркин — уникальный самородок, создавший и оркестр, и Центр классической музыки. Его оркестр может исполнять любой репертуар и с радостью откликается на творческие эксперименты. Я мог позвонить Артёму вечером и сказать: «Завтра надо сыграть… Каприччио Стравинского, симфонию Шимановского, „Прометей“ Скрябина с хором…» И точно к сроку у них все было готово. Два часа репетиции и можно идти на сцену. В прошлом году, к несчастью, Артёма не стало. Трех месяцев не дожил до 55-летия. Теперь во главе оркестра его дочка Василиса, студентка Петербургской консерватории. И абсолютно папина дочка. В хорошем смысле слова. Продолжает дело отца. Её обожает оркестр, она делает большие успехи. Понятно, что пока только начало, но преемственность очень важна.
К слову, на конкурсе Рахманинова в этом году происходило что-то мистическое. Представьте, в день второго тура в углу второго амфитеатра Большого зала консерватории был обнаружен… черный ворон. Живой! Как он туда попал, никто не понял.
В это время два иностранных участника начали заваливать свою программу: забывали текст, играли не те ноты. У участника из Италии, одного из лидеров после предварительного просмотра, который всю жизнь играл Рахманинова, вообще всё пошло не туда. Естественно, не прошел в следующий тур. А ведь он всё жюри потряс на видеоотборе, понимаете? Мы же за каждого переживаем. У другой участницы сначала всё получалось, но потом тоже «посыпалось» по непонятной причине. А потрясающий Иван Чепкин, один из фаворитов конкурса, неожиданно слег с температурой под 40 и лихорадкой.
— Ужас какой!
— И не говорите! На следующий день ворона отправили восвояси, и всё нормализовалось. Но кто и зачем его принёс в зал Консерватории — вот вопрос! Может, чтобы кому-то было хорошо, а кому-то плохо?
— Верите в это?
— Нет, конечно. Но я же рассказал вам реальную историю. С фактами не поспоришь.
— С аргументами тоже. У вас есть традиция или ритуал перед выходом на сцену?
— Абсолютно никаких. Достаточно за пять минут до выхода посмотреть из-за кулис на заполненный зал. Впрочем, может, это и есть ритуал? В этом году я играю почти каждый день. Самое приятное для меня всегда осознавать, что вечером концерт и я выйду на сцену. Вот счастье!
«В Суздале знаю каждый уголок»
— В суздальской программе у вас был и Елисей Мысин, которого все помнят малышом-вундеркиндом.
— «Малышу» уже 15 будет! И у него уникальный прогресс. Ему бы ещё подрасти, конечно, массу тела набрать, чтобы играть в полную силу, например, концерты Чайковского, брать большие аккорды в концертах Рахманинова, Брамса.
— Для пианиста важны не только крепкие руки?
— Конечно. Не обязательно быть двухметровым гигантом. Но кисть, плечо, предплечье важны. Всё же задействовано. Я, правда, тоже до 15 лет был невысоким. А потом вымахал до 192 см.
— Вы ведь каждый год в Суздале, уже 30 лет.
— 33 года. Каждое лето. Знаю каждый уголок, каждую церковь, каждую улочку, каждый дворик. У нас же здесь Летняя творческая школа «Новых имён» проходит ежегодно. Главное, чтобы этот город-музей с живыми декорациями (белокаменные памятники Владимира и Суздаля входят в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. — aif.ru) не менялся.
— Вот построят здесь современный концертный зал, и прелесть концертов open-air потеряется.
— Не потеряется. Летний фестиваль останется в том же виде. Просто можно будет проводить мероприятия круглогодично.
— Появится Зимний фестиваль Дениса Мацуева в Суздале?
— Нет. Афиша станет круглогодичной. Туристический поток же нон-стоп. Суздаль становится культурной столицей региона.
— А в столице России сотрудники музея Рахманинова еще недавно жаловались, что музей на грани закрытия.
— Был риск его потерять. Но теперь, надеюсь, музей получит федеральный статус. Больше пока ничего не скажу. Не хочу сглазить.
Дочка обожает быть на сцене
— Вашей дочке Ане 8 лет. И вы уже заявили, что ни балериной, как мама, ни музыкантом, как папа, она не будет.
— Анна Денисовна занимается всем: играет на рояле, поет — у нее абсолютный слух, чувство ритма. Прекрасно танцует и потрясающе рисует. Обожает быть на сцене: видимо, и актерские данные есть. А что из всего этого выберет? Кто же знает?
Да, думаю, что пианисткой не будет. И балериной вряд ли. Мама-то (прима-балерина Большого театра Екатерина Шипулина. — aif.ru) хорошо знает, какая это жизнь. Профессия очень сложная, и судьбы у многих танцовщиков трагические. Многое зависит от везения и от готовности каторжно трудиться каждый день. А везёт при этом единицам, они становятся яркими звездами. На очень короткий срок. И уже в 37 лет вынуждены уходить в преподавание, например. Для народных артистов, привыкших быть на сцене, это серьёзный вызов, с которым не все могут справиться.
Я делаю всё, чтобы в будущем у моей дочки выбор профессии маминым и папиным выбором не был ограничен. Она уже сейчас говорит на четырёх языках, владеет компьютерными технологиями. При этом ходит на концерты, в театры, знает не только классическую музыку, но и рок, джаз. И даже в попсе разбирается — современная девочка должна быть в тренде!. Но цену попсе уже знает. Нынешние дети отличаются от нас, выросших в СССР. Они живут в «мацуиссимо» — самом быстром темпе, который я запатентовал, и всё хватают на лету. Мы, конечно, так не жили.
— В наше время танцевали под Modern Talking.
— Бездарная музыка. Но благодаря ей я знал, чем обаять в школе красивых девочек. Надо Modern Talking — сыграю! «Ласковый май» — пожалуйста! «Седая ночь» — да сколько угодно!
— Нот тогда не было, на слух все подбирали?
— С детства мог повторить любую тему с гармониями. Девочек это завораживало, они не понимали, как это возможно. Поэтому самые красивые были со мной.
— А потом самая-самая осталась с вами и родила дочку.
— Чем я её взял? Да на тот же Modern Talking поймал. (Хохочет).
— Кстати, совместная программа Вадима Репина и Светланы Захаровой пользуется большим спросом. Он — на скрипке, она — в пуантах…
— Мы тоже делали подобное, под Рапсодию на тему Паганини Сергея Рахманинова. Собрали группу звёзд — Марию Александрову, Катю Крысанову, других прима-балерин Большого театра, — и они придумали хореографическое воплощение музыки. В Иркутске на «Звёздах на Байкале» организовали премьеру. Словом, удачный опыт есть, поэтому, если увижу, что есть настоящий режиссер с фантастическим предложением, конечно, примем его.
«Для меня гастроли — счастье»
— В этом году вы уже отпраздновали два юбилея — 30-летие работы в Московской филармонии и свои полвека.
— Да ужас!
— Близится еще один — 20-летие «Звёзд на Байкале».
— Там сложно готовить сюрпризы — каждый год приезжают все. И все были уже не по одному разу. Но я делаю фестиваль для иркутян. Для моих любимых родственников, как я их всех называю. Поэтому афиша там, как в Карнеги-холле. Каждый сентябрь. И в этом году будут все, начиная с Александра Сладковского с оркестром Татарстана, заканчивая Гергиевым, Спиваковым, Башметом, Евгением Мироновым. Приедет огромное количество музыкантов из Италии, Америки, Китая, Японии, Австралии. И вы приезжайте, будем рады вас видеть!
— Вот ведь! Сначала ковид, потом санкции и закрытие границ. А ваши коллеги все-таки приезжают.
— Какое закрытие? У меня 284 концерта, до ковида было 230 – 240. Да, логистически многое поменялось: к европейскому направлению добавилось много концертов в Азии, на Востоке, предстоит большой тур по Южной Америке.
— Впечатляет! Бабушка Европа потихоньку закрывает глаза на «отмену русской культуры»?
— Я всегда выступаю для публики. В любой точке света. К примеру, отыграв свой юбилейный 25-й сольный концерт в американском Карнеги-Холле, я отправился на фестиваль «Оренбургские сезоны Дениса Мацуева». С тогдашним губернатором Юрием Бергом мы придумали «Рояльное движение». Облетели на вертолете 28 райцентров, каждому подарили рояль. И в каждом я играл концерт, с 10 утра получалось по 4 выступления в день. Так вот, спустя два дня после Карнеги-Холла я ту же самую программу играл, например, в Бузулуке или Беляевке. И с той же экспрессией, может, даже с большей. Для меня неважно, где играть и для кого. Для наших людей, конечно, более ответственно. Потому что роман, который у меня вспыхнул с ними 30 лет назад, нужно укреплять каждый день.
Об этом я говорю и лауреатам конкурсов: «Сегодня — триумф, фанфары, а завтра начнется самое важное. Теперь у вас есть бренд — лауреат конкурса. И каждый раз вам нужно будет доказывать, что звание это дано не просто так».
Я тоже каждый день встаю, иду к инструменту, учу новый репертуар. Вчера был успех в Сингапуре или Пекине, а завтра во Владивостоке или Иркутске нужно выходить как в первый раз, поднимать энергетическую волну. Для меня гастроли — счастье, лучшее состояние души. Хотя перелеты и смена часовых поясов неприятны. Но, как ни странно, именно концерт даёт силы, которые помогают выйти из этого состояния.
— Неужели не чувствуете, что часы натикали полтинник?
— 12 июня проснулся… И не почувствовал ничего необычного. Когда спрашивал друзей: ну что там, за сорок-то? — все пугали. А у меня с 40 до 50 был самый гениальный период в жизни.
— Подождите, может, с 50 до 60 будет еще лучше?
— Слушайте, вы такие цифры называете! Они у меня даже в голове не укладываются…
