ЧМ-1989 в Париже.
Для Екатерины Гордеевой и Сергея Гринькова новый олимпийский цикл после победы на Играх-1988 начался неоднозначно. С одной стороны, партнерша столкнулась с неприятной травмой, которая выбила их из медальной гонки почти на полгода, так что возможность подтверждать статус лидеров мирового топа пришлось несколько отсрочить. С другой, именно в этот период фигуристы осознали, что являются чем-то большим друг для друга, нежели просто коллегами в борьбе за титулы, и вступили в романтические отношения.
Теперь в новом статусе спортсмены все больше времени проводили вне льда за честными разговорами о мечтах и будущем. Сергей признался, что хотел бы отправиться с Екатериной в путешествие по всей Европе, но не в рамках тура, как в прошлом, а просто как туристы без обязательств и проблем. Да и вообще, день за днем он был загадочно грустным и завуалированно намекал на усталость от спорта высших достижений. Однажды хореограф Марина Зуева напрямую спросила у Гринькова, что с ним происходит. На это он ответил так же четко:
— Я больше не хочу кататься. Мне 22, у меня нет своей квартиры, нет машины, я живу с родителями, все время провожу на льду. Федерация обо мне совершенно не заботится. Мне обещали машину и, возможно, квартиру после победы на Олимпийских играх. Почему в 22 года я должен продолжать жить с мамой? Я не могу постоянно находиться в Новогорске.
Противоречия в его душе были объяснимы, только ведь потенциал у лучшей пары страны и мира точно оставался. Хотя Екатерина не могла в полной мере понять Сергея и ей их совместная жизнь в Новогорске казалась прекрасной, она через Зуеву прояснила материальные гарантии для партнера. По итогу спустя пару месяцев государство выдало ему автомобиль, еще и пообещав в ближайшей перспективе решить вопрос с собственным жильем.
Кризис удалось преодолеть: Гордеева залечила травму, Гриньков вновь поверил в то, что занимается верным делом по жизни. Возвращение в соревновательный режим пришлось на чемпионат мира-1989, который принимал Париж. Иронично, что именно этот старт в Городе любви стал для Екатерины и Сергея дебютным в качестве пары не только на льду. Романтичное настроение перекочевало и в произвольную программу. По сюжету партнерша играла девушку, которую впервые пригласили на вальс на балу, и отныне она юная леди, а не ребенок. Нечто подобное в сердце переживала и сама спортсменка:
«Это очень соответствовало моему настроению и тому, что со мной тогда происходило, но мы с Сергеем старались кататься так же, как и раньше, словно ничего особенного с нами не случилось. По правде говоря, и в самом деле мало что изменилось — все было точно так же, как до того момента, когда мы поняли, что любим друг друга. Главные перемены произошли год назад — после того, как Сергей уронил меня на лед. Теперь он всегда держал меня так, точно боялся потерять.
Когда я вспоминаю то время в Париже, мне хочется улыбаться. Впервые за всю мою жизнь соревнования не имели для меня никакого значения. Ни малейшего. На улице было тепло, светило солнце, я была влюблена и, помню, думала, разминаясь на зеленой траве, что не знаю, зачем нужно в таком чудесном городе, в такую великолепную погоду выходить на лед. Мы могли бы просто бродить по улицам и ни о чем не беспокоиться. Мне хотелось только одного — побыстрее откатать программы. Не могу сказать, что меня не волновало, выиграем мы или проиграем, но я была спокойна и не замыкалась на чемпионате, как прежде».
Несмотря на долгий перерыв, Гордеева/Гриньков выступили безупречно и взяли 3-й мировой титул, а заодно и по 7 тыс. французских франков каждый за победу. Совместный путь к триумфу через тернии лишь сделал их союз еще более крепким. Им уже было плевать на мнение людей вокруг: они пошли отмечать событие в ресторан, много смеялись и целовались прямо на улице. Для них в тот момент не существовало никого вокруг.
Следующий день Екатерина и Сергей посвятили культурной программе, отправившись в собор Нотр-Дам. От запаха ладана, наполняющего церкви, девушке становилось дурно. Здесь играли роль и сомнительные ассоциации из детства: отец и дед Гордеевой служили в армии, когда вера в бога в Советском Союзе не одобрялась, тем более если речь идет о военных кругах. Но Гриньков помог ей преодолеть и этот страх — страх смерти, как ей когда-то казалось.
«Мне казалось, что так пахнет смерть. Именно Сергей первым повел меня в храм. <…> И дело тут совсем не в его религиозности, просто здание было необыкновенно красивым. Сергей попытался меня успокоить.
— Не бойся, — уговаривал он, — я буду держать тебя за руку.
А потом объяснил, что это не кладбище, что я ощущаю аромат ладана, а вовсе не смерти.
— Ты смотришь на великолепное строение, — сказал он мне. — Это история.
Мы зашли внутрь, я держала его за руку, и все мои глупые страхи куда-то улетучились».
На ступеньках Нотр-Дам Гордеева впервые сказала заветные слова, которые уже часто слышала от возлюбленного ранее: «Я тебя люблю». Там они решили, что непременно вернутся в Париж, но не на турнир, а просто для беззаботных, наполненных любовью и теплом прогулок. Увы, этой мечте так и не суждено было сбыться.
В материале использовались цитаты Екатерины Гордеевой из ее книги «Мой Сергей. История любви».
