«Когда начал жить в Европе, стал еще большим патриотом России». Сочное интервью о Крыме, Зинченко и гордости

Много интересного.

Александр Филин родом из Крыма. Он попал в РПЛ, пройдя школу донецкого «Шахтера» и просидев два года на лавке «Уфы». В «Химках», за которые Александр провел более ста матчей, он вырос в крепкого по российским меркам центрального защитника. Прошлой зимой он удивил всех, кто следил за его карьерой — взял и переехал в бельгийский чемпионат, подписав контракт с «Эйпеном». Автор sololaki Тигран Арутюнян поговорил с Александром о его новой жизни, впечатлениях о Европе и планах по возвращению в Россию.

«Было страшно, когда переезжал в Бельгию. Пришло осознание, что я впервые в карьере буду вдали от дома»

— Полтора года назад ты перешел в бельгийский «Эйпен». А потом опубликовал яркий пост в соцсети: «Я очень рад, что не зассал выйти из зоны комфорта для своего футбольного роста». Но, давай честно, когда ехал в Бельгию — ссал?
— Было страшно. Начал переживать, как только подписал контракт — пришло осознание того, что я впервые в карьере буду играть вдали от дома. Впереди было неизвестное — новая страна, язык, быт. Я очень часто принимаю решения на эмоциях, не успев толком подумать. В ситуации с переездом в Бельгию это сыграло мне на руку: если бы начал размышлять холодной головой, взвешивать все за и против — скорее всего, отказался бы.

— Даже так?
— Ага. Но я рад, что у меня получилось вырваться в Европу. Последний год в «Химках» мы жили в одном номере с Илюхой Лантратовым, и я ему постоянно долбил: «Пока такой возраст, хочу поехать поиграть в Европе». — «Красавчик, Фил. Давай!» Но было видно — он не особо верил, что у меня получится. Недавно созванивались, вспоминали те разговоры. (Улыбается.)

— Как вообще появился вариант с Европой в такое непростое время?
— Закончилась первая часть прошлого сезона, все ушли в отпуск. По своим внутренним ощущениям и по тому, что творилось вокруг «Химок», я понимал необходимость перемен.

— С Гогниевым, который тогда был главным тренером, сразу не заладилось?
— Поначалу все было отлично! Я даже отказался уходить в «Ахмат», когда увидел, какие офигенные тренировки дает Артурыч.

— Серьезно?
— Он давал очень интересные упражнения на высокой интенсивности. Мне это нравилось. При нем я играл практически во всех матчах. Но, когда нет результата, в команде начинаются волнения. Сначала отстранили Глушакова, чуть позже — Тихого, Идову и Камышева. Но я продолжал стабильно играть. В какой-то момент заболело колено, и я вместе с доктором пошел к Гогниеву — сказать, что не могу тренироваться. Его ответ был максимально адекватным: «Нет проблем, все нормально. Восстанавливайся».

— Так.
— Тем не менее до меня начали доноситься разговоры — якобы тренеры думают, что я просто устал от сложившейся обстановки и решил сачкануть. За несколько дней до отъезда на игру в Краснодар Гогниев объявил, что я тоже еду. Я подошел к нему и задал логичный вопрос: «Смысл брать с собой травмированного игрока? Это какая-то личная неприязнь?» — «Нет-нет, нужно просто поехать поддержать команду». Ехать день на поезде, чтобы поддержать команду со скамейки, вместо того, чтобы заниматься реабилитацией… Для меня это было странно. В итоге я поехал, чтобы просто не давать поводов до себя докопаться. Сидя на скамейке в Краснодаре, я уже все понимал. Меня не включили в список на зимние сборы, но я особо не расстроился — знал, что так и будет.

— Даже не объяснили почему?
— В лицо так никто ничего и не сказал.

— Той зимой из «Химок» выгнали весь костяк. Ты понял, что это вообще было?
— Если честно — до сих пор не понимаю. Трудно представить, чьи это были амбиции. Может, Гогниев и правда видел в нас корень зла.

«Знаю, почему футболисты не хотят уезжать из России в Европу. Здесь не платят за паспорт»

— Давай вернемся к вопросу про Европу. Как все-таки появился «Эйпен»?
— После того, как меня не включили в список на сборы, на меня начали выходить представители разных клубов. Были неплохие варианты в РПЛ, но я хотел попробовать свои силы на другом уровне. Был интерес со стороны сразу трех израильских команд — «Маккаби» Хайфа, «Маккаби» Тель-Авив и «Хапоэль» Беэр-Шева. С Израилем я и до этого был на связи. В какой-то момент мы очень далеко зашли в переговорах — предполагалось, что я получу израильский паспорт (по линии жены), чтобы вписаться в лимит, и, возможно, даже сыграть за их сборную.

— Но?
— Эти дела не решаются за день. Все тянулось по срокам, я отправлял какие-то недостающее документы, и вдруг возник вариант с Бельгией.

— А как он возник?
— В один день мне набрал Бранимир Петрович, который был в штабе у Гогниева. Он сказал, что посоветовал меня своему другу агенту — тоже сербу. Я нанял переводчика и созвонился с ним: он рассказал, что ко мне есть серьезный интерес от двух бельгийских клубов — «Остенде» и «Эйпена».

— Твоя реакция?
— Очень удивился таким новостям. С учетом ситуации в мире мне было трудно поверить, что ко мне есть интерес из Европы. Плюс я специально загуглил — чемпионат Бельгии дороже чемпионата России по суммарной стоимости игроков. Этот факт добавил еще больше сомнений. Я не верил, что меня хотят видеть в такой сильной лиге. Своему агенту я даже сначала ничего не говорил.

— Что заставило поверить, что тебя реально хотят в Бельгии?
— Мне устроили видеоконференцию с руководством «Остенде». Вот тогда стало ясно, что меня и правда ждут. Мы вроде обо всем предварительно договорились, но на следующий день сербский агент предложил созвониться с «Эйпеном». Они, как и «Остенде», боролись за выживание. Их видение я тоже выслушал и тоже остался доволен. Причем на обоих созвонах я прямо спрашивал: «Вы же понимаете, что у меня российское гражданство?» Оказалось — они в курсе, и этот момент их никак не смущал. Начались более углубленные переговоры по личным условиям. По итогу «Остенде» предлагал контракт на полгода с опцией продления, а «Эйпен» сразу давал на 2,5. Поэтому я выбрал второй вариант.

— По деньгам в Бельгии сильно упал?
— В любом российском середняке мне бы дали в 1,5 раза больше, чем в «Эйпене». По сравнению с Россией платят, конечно, меньше. Но у меня была одна из самых больших зарплат в команде. Я, кстати, долго размышлял на тему того, почему многие футболисты не хотят уезжать из России в Европу.

— И почему же?
— Там не платят за паспорт. Большинство клубов — частные. Если за клубом нет крупной госкорпорации, руководство будет считать каждый цент и выжимать по максимуму из тех футболистов, которыми располагает. Я начал еще больше себя уважать, когда поехал в «Эйпен» — мало того, что на меньшие деньги, так еще и вдаль от семьи. Представь, первые два месяца я жил абсолютно один.

— Почему?
— Жене и сыну долго делали визу, поэтому они не могли приехать сразу. Те два месяца — самый тяжелый период в моей жизни. Я мог за день не сказать ни слова, как глухонемой. Было очень трудно без родных.

— На английском вообще не разговариваешь?
— Сейчас уже намного лучше. Понимаю, что мне говорят и могу построить предложение. Но первое время ребята угорали над моим произношением. Отвечал им: «Я знаю целых три языка — русский, украинский и вот сейчас учу английский. А вы только на одном разговариваете. Смешные!»

— Объявляя о твоем переходе, «Эйпен» написал твое имя через «О», «Олександр» — на украинский манер.
— Многие думают, что я украинец, опираясь на информацию с разных сайтов и учитывая, что я воспитанник донецкого «Шахтера». Как только увидел пост, попросил исправить — в паспорте мое имя пишется через «А».

— За год в Бельгии у тебя хоть раз были проблемы из-за твоей национальности?
— Ни разу. Все не так страшно, как нам говорят из телевизора. Мне без проблем дали рабочую визу, ребята в команде тоже нормально приняли. Один парень, немец, называл меня Владимиром — типа Путин. (Смеется.) Еще у нас играл серб — Милош Пантович — так он вообще ярый фанат Путина! Постоянно говорил: «Вот это настоящий президент, он против ЛГБТ (движение признано экстремистским и запрещено в РФ. — sololaki), а не то, что ваши — европейские!»

— Ха-ха.
— Еще заметил: у европейцев есть стереотип, что все русские богатые. Пацаны спрашивали: «А ты нафига сюда приехал? Вам же там такие бабки платят!» Еще они сильно удивлялись, как у нас Промес продолжал играть в футбол после вынесения приговора: «Это все ваша русская мафия!»

«Европейцы вальяжные и ленивые. А у нас люди впахивают, как лошади, чтобы больше заработать»

— Население Эйпена всего 18 тысяч человек. Как не умереть со скуки после огромной Москвы?
— Совсем рядом Германия, Франция и Голландия — есть куда съездить и что посмотреть. Так что в целом не скучно. Но чего и правда не хватает, так это сервиса. За год жизни в Европе я понял, что в России лучший в мире сервис. А тут как будто все лет на 10 отстает.

— Объясни.
— Самый простой пример — рестораны. В России в этой сфере жесткая конкуренция, поэтому рестораторы вынуждены соответствовать трендам — регулярно обновлять меню, интерьер и стиль заведения. В Европе же совсем не так. Приходишь в ресторан и видишь обшарпанную мебель и меню, которое было актуально в Москве где-то 7 лет назад. Плюс официанты не такие вежливые, не пытаются сделать все красиво, чтобы ты оставил им чаевые.

— Ты сказал, что был в Италии. Как тебе там?
— Ой, мы долго ждали этой поездки — в первую очередь из-за итальянской кухни. Рассчитывали, что попробуем какую-то нереальную пиццу и коктейли. А оказалось, что в Москве итальянская кухня вкуснее. Абсолютно другой уровень. При этом в среднем европейском ресторане цены, как у нас на Патриках. Это странно. Тут вообще все сильно дороже, чем в России. За коммуналку мы платили где-то 50 тысяч рублей.

— Что еще удивило в Европе?
— Магазины, а точнее, расписание их работы. У нас в каждом районе есть условная «Пятерочка», которая ежедневно работает до 10-11 вечера. В Европе же продуктовые работают 6 дней в неделю и закрываются в 20:00. Это я еще не говорю про банки.

— А с ними что не так?
— Они работают всего четыре часа в день. Плюс закидывать деньги на карту можно только в определенный день недели. Это неудобно. Все европейцы вальяжные, где-то даже ленивые. Я ходил на массаж к одному парню, который на минимальной ставке подрабатывал в местной школе. У нас как-то зашел разговор про будущее и карьерный рост. Я начал рассказывать ему про свои амбициозные планы, а он говорит: «А мне и так нормально». У нас все люди впахивают, как лошади, стараются как можно больше заработать, чего-то добиться. А европейцы больше ценят личный комфорт. После того, как начал жить в Европе, стал еще большим патриотом России. Постоянно думаю про себя: «Какие же все-таки у нас крутые люди!»

— Что-то хорошее в Европе есть?
— Как я уже сказал, мы с семьей объездили на машине несколько стран — Германию, Голландию, Люксембург и Италию. Там есть красивые места, такие поездки полезны для кругозора, но по факту — ничего особенного. После Москвы трудно чему-то удивляться.

«Соскучился по родине. Сейчас вернуться в Россию — это правильный выбор»

— Главное, чем футбол в Бельгии отличается от российского?
— В РПЛ у тебя за игру будет куча моментов, когда ты спокойно примешь мяч, подумаешь, оглядишься, прежде чем принять решение, а в Бельгии совсем другая интенсивность. Все команды от аутсайдеров до лидеров в постоянном прессинге. Здесь нет «автобусов», все пытаются показывать атакующий футбол с быстрым переходом в атаку, никто не сушит игру.

— Долго привыкал к этому после России?
— Со времен академии «Шахтера» мне всегда нравилось играть в атаку, поэтому я быстро адаптировался. В «Эйпене» меня даже называли «русская машина», потому что после тренировок я всегда оставался в зале и занимался индивидуально.

— Обычно тренеры не разрешают игрокам себя перегружать.
— Знаю. У меня в «Уфе» был один такой момент. Мы с Зинченко часто оставались после тренировок, чтобы побить штрафные Луневу. Иногда даже в выходные приезжали. Мы Андрюху тогда прилично натренировали, так что его нынешние успехи можно смело записать нам с Зиной. (Смеется.) Так вот — однажды про наши доптренировки узнал Перевертайло (тогда главный тренер «Уфы». — sololaki). Влетело нам хорошенько — по его мнению, мы таким образом показывали, что нам не хватает нагрузок на тренировках. Но мы просто хотели улучшить свои навыки! Как показали дальнейшие события, все было не зря — Зинченко уехал к Гвардиоле, Лунев регулярно попадал в еврокубки с «Зенитом», «Байером» и «Карабахом», я тоже где-то да поиграл. (Улыбается.)

— Последние два года из каждого угла слышишь, что почти все команды РПЛ играют на одном уровне. А как с этим в Бельгии?
— Я играл против всех бельгийских топ-клубов — «Брюгге», «Гента», «Андерлехта», «Антверпена», «Стандарта». Сверхуровень показал только «Брюгге» — оба матча мы проиграли всухую. С остальными можно спокойно играть. Хотя интенсивность запредельная все 90 минут. Это и позволяет бельгийцам растить игроков мирового уровня.

— За первую часть прошедшего сезона у тебя было всего четыре игры за «Эйпен». Почему так мало?
— Летом у нас поменялся тренер, пришел немец — Флориан Кофельдт. С ним у нас сразу не заладилось, не было коннекта. Он мне прямо сказал: «Я на тебя не рассчитываю как на основного. Хочешь — оставайся, хочешь — уходи».

— И ты остался.
— Да. И всю первую часть сезона сидел на банке, шансов вообще не давали. Но я не из тех, кто будет мутить воду и открыто конфликтовать с тренером. Я просто продолжал тренироваться. В итоге вышел в последних двух матчах первого круга, потому что мой конкурент играл слабовато. После второй игры мы попрощались с ребятами, потому что все разъезжались в отпуск. Подхожу к тренеру, жму руку, а он ее не отпускает: «Я тебя уважаю». Подумал про себя: «Серьезно?! Я пять месяцев сидел на скамейке, а теперь ты меня уважаешь?»

— Забавно.
— На зимних сборах он меня вызвал на разговор: «Знаю, что ты не играл у меня практически полгода. Но сейчас я поменял свое отношение к тебе — во второй части будешь играть». Я был рад, но не стал его облизывать. Просто поблагодарил за честность. Горжусь, что спокойно перенес тот период. Да и вообще, несмотря на все сложности, время в Европе для меня — больше со знаком плюс. Ни разу не пожалел, что попробовал.

— Этой весной ты с «Эйпеном» вылетел из Премьер-лиги. Что дальше?
— Как только начался летний отпуск, на меня вышли «Химки». Чуть позже начали появляться другие варианты — был серьезный от сербской «Войводины», которая будет играть в квалификации Лиги Европы. Мы долго общались с их спортивным директором, он даже рассказал о задачах клуба на следующий сезон. Участие в еврокубках, конечно, манило, но я посоветовался с родными и сейчас склоняюсь к тому, чтобы вернуться в Россию.

— Почему?
— Из-за семьи. У меня маленький ребенок, все друзья и подруги остались в России, прилететь к нам в гости — большая проблема. Бельгия не давала туристические визы россиянам, ко мне даже родная мама не могла прилететь. Из-за этого ощущал дискомфорт. Если у меня хоть был футбол, то жена большую часть времени просидела дома с ребенком. Все это очень сложно, поэтому мы, скорее всего, вернемся.

— Но в Сербию же россиянам попасть намного легче, чем в Бельгию.
— Мы просто соскучились по родине. Сейчас вернуться в Россию — это правильный выбор. А в еврокубках, надеюсь, еще сыграю. Мне ведь всего 28 лет.

«Пожму руку Зинченко. Он не сделал мне ничего плохого»

— Ты родом из Симферополя. Когда последний раз там был?
— Два года назад. Отпуска обычно короткие, поэтому сейчас не всегда успеваю доехать, к сожалению. Надеюсь, скоро съезжу. Очень хочу к деду.

— Родители тоже там?
— Отец с матерью в разводе. Папа уже давно переехал в Москву, а мама — да, в Симферополе.

— За последние два года был момент, когда по-настоящему боялся за родных в Крыму?
— Стараюсь не читать новости, всю информацию получаю от мамы. Эти новости более правдивые. Слава богу, жизни моих родных ничего не угрожает. Нужно воспринимать всю эту ситуацию как данность. Стараюсь мыслить позитивно, жизнь в любом случае продолжается. Главное, все мои близкие живы и здоровы.

— Когда в 2014 году Крым присоединяли к России, ты был игроком «Шахтера». Как это воспринимал тогда?
— Сначала был в шоке, не понимал, что происходит. Созванивался с родителями, узнавал, что и как. Когда я как крымчанин стал делать русский паспорт, тренеры «Шахтера» начали относиться ко мне с негативом, предвзято. Интересно, а как мне нужно было поступить? По национальности я русский, в Крыму всю жизнь все общались на русском языке — на украинском вообще никто не разговаривал. Мне нужно было сделать паспорт банально для того, чтобы ездить к себе домой. Но в «Шахтере» этого не хотели понимать.

— Ушел оттуда из-за всей этой ситуации?
— Да. Я оказался не нужен. Меня хотели отправить в одну из дочерних команд — «Мариуполь» или «Зарю». Ходить по арендам я не собирался, поэтому разорвал контракт с «Шахтером», побыл какое-то время у родителей в Крыму, а потом полетел в Москву.

— В никуда?
— Нет, почему? Через месяц у меня должен был состояться просмотр в «Уфе». На это время я приехал в Москву — чтобы поддерживать форму, играл во всяких мини-турнирах с мужичками. Люди там собирались серьезные — бизнесмены, банкиры. Автопарк возле поляны был солидный — гелики, майбахи, БМВ. И я, который на метро гоняет. (Смеется.)

— Хах.
— Профики к нам тоже иногда подтягивались. Точно помню, что приходил один из братьев Комбаровых. Зинченко рассказывал, что играл в одной компании с Гавриловым. Мне тоже очень хотелось, но, увы, не получилось.

— После сурового московского любительского футбола в «Уфе» тебе сразу предложили контракт?
— Я сыграл один просмотровый матч за молодежку и подписался. Первая зарплата была где-то 50 тысяч рублей. Жил на съемной квартире вместе с Зинченко. У него зарплата была намного выше моей, поэтому все расходы он брал на себя — не давал мне платить за еду и квартиру.

— Сейчас общаетесь?
— До недавнего времени списывались, поздравляли друг друга с днями рождения. Но после начала известных событий все мои друзья, с которыми мы были в «Шахтере», отписались от меня в соцсетях и прекратили общение — в том числе и Саня. Некоторые чудаки даже писали мне в директ всякую фигню. Больные люди.

— Зинченко признавался, что больше никогда не пожмет руку спортсменам из России. А ты ему пожмешь, если увидишь?
— Хороший вопрос. Наверное, да. Он не сделал мне ничего плохого. Я благодарен ему за тот период жизни, который мы прошли вместе.

«Семак — светлый и чуткий человек. Однажды подарил мне колонку»

— За два года в «Уфе» ты сыграл всего в одном матче. Почему?
— Первый год я играл за молодежку, мне нужно было время, чтобы освоиться. Потом главным стал Гончаренко. Он называл меня универсальным солдатом — из-за того, что могу закрыть несколько позиций — но шанса так и не дал. Я был молодым, обижался на него, а надо было просто терпеть.

— Есть история с Гончаренко, которая особенно запомнилась?
— У нас была неудачная серия — после очередного поражения мы решили все вместе собраться в ресторане, чтобы обсудить наши проблемы. Посидели, поговорили, начали разъезжаться. Мне как молодому захотелось продолжения. С другими ребятами, которые не играли матч, поехали в клуб. Помню, за рулем был Исламнур Абдулавов, а я лежал в багажнике его машины — места внутри салона не хватило. (Смеется.) Гуляем, отдыхаем, и тут в чат приходит сообщение: «Завтра тренировка для всех, кто не играл».

— Вовремя.
— Такие тренировки обычно проводят помощники, и, как правило, длятся они не больше часа — побегали, поиграли в квадрат, побили по воротам и разъехались. Поэтому мы после этого сообщения не поехали домой — я лично вернулся под утро, поспал часа четыре и поехал на базу. Выходим на поле — и видим Михалыча! Мы, конечно, офигели. Не припомню, чтобы главный тренер хоть раз проводил тренировку для резервистов на следующий день после игры. Видимо, ему было стыдно за поражение, и он хотел искупить свою вину работой. Даже упаковки с водой сам таскал, потому что персонала не было.

— После Гончаренко главным тренером «Уфы» стал Семак. Почему не играл и при нем?
— Богданыч наигрывал меня на сборах, но в официальной игре ни разу не выпустил. Команде постоянно нужен был результат. На моей позиции играл опытный Аликин — видимо, меня просто боялись выпускать вместо него. Несмотря на отсутствие игрового времени, про Семака могу сказать только хорошее. Очень светлый и чуткий человек.

— Приведи пример его чуткости.
— Я в «Уфе» отвечал за музыку, потому что много варился на стадионе — раньше приезжал, позже уезжал. Короче, был диджеем в раздевалке. Однажды колонка сломалась — Богданыч это заметил и на следующий же день принес новую, огромную: «Держи, Фил». Его никто не просил об этом, он сам решил сделать хороший поступок. Еще знаю, что он из своего кармана оплачивал курсы и стажировки нашим физиотерапевтам и врачам.

— Достойно.
— Однажды после тренировки он подсел ко мне в раздевалке: «Фил, сыграешь за дубль? Попросили помочь». Богданыч говорил это с такой интонацией, как будто просил об одолжении. Он понимал, что такие новости будут для меня неприятны и хотел как можно мягче мне их сообщить — сам, а не через другого человека.

— Три финальных вопроса. Чего в Бельгии больше всего не хватало из России?
— Нашей гречки и горбыля (черноморская рыба. — sololaki).

— Увидим тебя когда-нибудь в сборной России?
— Надеюсь. (Улыбается.)

— У тебя есть мечта?
— Мир во всем мире. Когда повзрослел, понял, что жизнь — совсем непростая штука. Сейчас еще сын родился, это совсем другая ответственность. В мире очень много конфликтов — хочется, чтобы у наших детей было мирное небо над головой.