Шпион ожил. После ранения боец заговорил по-английски вместо русского

Работая в прифронтовых госпиталях, ухаживая за тяжелоранеными бойцами, доброволец-санитар Алексей Азанов в какой-то момент понял, что вырывать солдат из лап смерти вполне возможно даже не обладая сверхъестественной силой. По его мнению, в обычном человеке уже изначально заложено всё, чтобы творить чудеса…

Работа от рассвета до заката и обязательно бесплатно

С Алексеем я познакомился в Мариуполе весной 2023-го. Вместе с ним мы восстанавливали разрушенные частные дома жителям города: старикам, одиноким, инвалидам. Государство им выдало стройматериал, а наши бригады добровольцев со всей России укрепляли стены, перекрывали крыши, вставляли окна и двери.

Львиную долю волонтеров составляли юристы, программисты, режиссеры, научные работники, журналисты. Большинство из нас хоть и умели пользоваться молотком или «болгаркой», но строительными навыками обладали весьма поверхностными. Зато это «любительство» отлично компенсировалось желанием работать от рассвета до заката и к тому же совершенно бесплатно. 

Кстати, именно слово «бесплатно» вызывало самое большое удивление у мариупольцев, хозяев домов, которые мы ремонтировали. У них в голове не укладывалось, что можно приехать за тысячу километров и работать только за крышу над головой и трехразовое питание. «Прямо-таки ничего вам и не платят? И мы вам ничего не должны?» — каждый раз интересовались хозяева, когда наша бригада заходила на новый объект. 

— Ничего. Ни копейки, — отвечали мы. Смотрели на нас чуть-чуть странно, но работой всегда оставались довольны. 

С Алексеем Азановым мы тогда были в одной трудовой смене, но только в разных бригадах. Работу тоже закончили вместе и разъехались по домам. Он — в Москву, я — в Ростов-на-Дону.

В Донбассе взрывается часто, но там медсестры из стали

В следующий раз Алексея я встретил только через полтора года и совершенно случайно, в Москве, на премьере фильма о боях за Мариуполь. Кстати, увидев его, я даже не удивился. Ощущение, что в «Октябре» собрались в тот вечер только свои, не покидает меня до сих пор. 

Накоротке вспомнили Мариуполь. На вопрос, чем сейчас занимается (это не относилось к его основной работе юристом), Алексей ответил, что по возможности выезжает в прифронтовые города Донбасса и там работает санитаром в больницах и госпиталях. 

«Специально закончил медицинские курсы ухода за лежачими больными и ранеными, и уже несколько раз был в прифронтовых больницах. Туда доставляют не только гражданских, но и солдат с передовой, — рассказал Алексей, — Различия между ними не делаю — помощь нужна всем. Хотя местные санитарки солдат жалеют больше. Тут их понять можно. Если к местным ещё кто-то может прийти, помочь, то к военным на этапе эвакуации вообще никто не приезжает. Весь уход за ними на плечи этих девчонок-санитарок ложится. Мы-то что: приехали, помогли, уехали».

Зная не понаслышке ситуацию в Горловке, Макеевке и Северодонецке, я спросил у Алексея не страшно ли работать, когда по тебе лупят ракетами. 

«В крайний раз перед новым годом больничный двор буквально засыпало кассетами. — вполне обыденно сказал доброволец, — Когда объявили воздушную тревогу, мы всех тяжелых в коридор перемещали, чтобы осколками не поранило. Я, кстати, впервые здесь столкнулся, что рядом взрывается, окна дрожат, а врачи и медсестры спокойно продолжают работать. Стальные люди. Я тоже к обстрелам привык достаточно быстро».

«Они рычат не на тебя, а на свою жуткую боль» 

Сказать честно, мне было очень интересно, как состоявшийся юрист, со своей небедной клиентурой, мог стать добровольцем и поехать восстанавливать дома, а затем и ухаживать за больными: лежачими, самыми тяжелыми. 

Я, кстати, не уверен, что с этим мог бы справиться сам. Одно дело ранение, наложить жгут, эвакуировать. Тут геройство, подвиг! А вытаскивать из-под неходячих грязные памперсы и простыни? Тут что-то другое, покрепче, чем смелость, иметь в душе надо.

— Тебя не воротило? — спросил напрямую Алексея.

— Когда меняли белье «лежачему» раненому бойцу, мой товарищ несколько раз выскакивал в коридор воздуха глотнут, а я в голове себе установку дал: «не смотри, что это взрослые люди, они же беспомощны, как маленькие дети». Вот ты, — обратился он ко мне, — неужели за ребенком не уберешь? Не поможешь ему? Здесь всё тоже самое. Знаешь, такое количество слов «спасибо», сказанных мне за 10 дней, я в своей жизни не слышал. Устаешь чудовищно, а эта благодарность прямо заряжает.

— Леш, неужели в больницах, да ещё раненые, только и говорят «спасибо-пожалуйста»? 

— Конечно, нет. Ругаются часто на чём свет стоит. Кричат на тебя, злятся — Алексей мне это объяснял совершенно спокойно, как маленькому. «Он, наверное, так же и с ранеными разговаривает», — подумал я. А Алексей продолжал рассказывать, — Я как-то помогал одному старшему лейтенанту привести себя в порядок. Его аж потряхивало от боли. Вот он рычал, ругался, выл. Но я-то понимал, что это он не на меня кричит, а на свою боль. Как тут можно обижаться. Когда мы все процедуры закончили и боль чуть-чуть поутихла, он сказал: «Прости, брат».

Дед вначале только мычал, а затем заговорил по-английски 

Разговор сам собой перешел на раненых, и Алексей стал вспоминать случаи, которые с ним происходили. Когда он произнес слова «шпион», я за него ухватился и попросил рассказать историю поподробнее.

— В первую командировку нас привели в палату и показали на деда, за которым надо было ухаживать. Как потом оказалось, это был совсем не дед, а парень, но тогда этот раненый выглядел стариком. Обросший, клочковатая большая борода, серые, словно пепельные, волосы. У него были перебиты обе ноги, и гипс на каждой выше колена. Дикие пролежни по телу. Боец не разговаривал, а только орал, как младенчик, когда ему больно было или надо было привлечь внимание персонала. И постоянно под себя гадил. Соседи по палате на него бесились. Его так и называли — «дурачок». Перво-наперво мы его постригли, побрили. Он оказался совсем не дедом. Явно был моложе сорока. И потихоньку начали парня обихаживать: протирать, мыть, лечить пролежни, регулярно менять памперсы, кормить с ложечки. 

День проходит, другой, третий, и наш «дед» вдруг начинает не орать, как всегда, а бурчать что-то нечленораздельное. А в какой-то момент, кормим его, а он отодвигает ложку и говорит: «Стенд бай». Мишка, мой товарищ, ему: «Ты что, по-английски разговариваешь?». А он ему на английском в ответ: «Йес».

Мишка начал с ним таблицу умножения повторять, чтобы мозги запустить. Мишка считает, а боец глазами лупает, видно, что пытается соображать. Ещё день проходит, и наш «дед» по-английски начинает шпарить. Ну всё думаю: «Шпион. Засланный казачок». Но, слава Богу, он потом и слова на русском стал вспоминать. Парень, его Евгений звали, начал в себя приходить. Оказалось, что боец до службы в армии работал в торговом флоте, часто ходил в загранку, знает английский. В общем выходили мы с Мишкой парня. 

По глазам Алексея было видно, что он если этим и не гордится, то очень доволен результатом своей работы.

— Знаешь, — продолжил мой собеседник, — Я тогда понял, что наша работа не просто уход. Она помогает раненому вновь почувствовать себя человеком, и даже вытаскивает с того света. Одно дело ты грязный, вонючий, заросший, как черт лесной, и всем на тебя по барабану. А другое, когда за тобой начинают ухаживать, и к человеку возвращается чувство собственного достоинства. Нашего Евгения, кстати, выходили. Пролежни зажили. Он пошел на поправку и через несколько месяцев его выписали.

С Алексеем мы ещё долго разговаривали. Он даже вспомнил историю, как его земляком признал контрактник-чеченец из бывших заключенных. Азанов сам родом из Челябинска, и контрактник ему как-то и говорит: «Леш, а ведь мы с тобой земляки». Тот в ответ, какие мы, дескать, земляки: ты из Грозного, я из Челябинска. А чеченец ему в ответ: «Я в Челябинске сидел».

И всё же в конце разговора я не удержался и спросил Алексея зачем он вообще всем этим волонтерством занимается, что его на это подтолкнуло. Он ответил просто: «Так воспитан. Так чувствую. У меня пять племянников воевало. Одного уже нет. Это наше общее дело».

Когда мы прощались у метро, Алексей задержал мою руку и сказал: «А знаешь, чему я хочу ещё научиться? Стричь. Не под ноль машинкой, а прически парням делать, чтобы красиво было. Это людям важно».