Ее радовало, что партнер чувствовал себя виноватым.
Олимпийский сезон — ключевой соревновательный период в карьере каждого спортсмена. Это время, когда все усилия сосредоточены на поступательной подготовке к главному старту жизни, а любая ошибка, будь то опрометчивый выбор программ или нелепая травма, может навсегда сделать цель несбыточной мечтой. Хотя нам известно, что величайшие парники своей эпохи Екатерина Гордеева/Сергей Гриньков не упустили шанс и взяли заветное золото Игр аж дважды, путь к первому олимпийскому титулу в Калгари-1988 вышел тернистым: всего за пару месяцев до турнира партнерша неожиданно травмировалась.
К сезону 1987/88 фигуристы подошли в статусе двукратных чемпионов мира. Логично, что в погоне за трофеем четырехлетия Федерация сделала ставку именно на 16-летнюю Гордееву и 20-летнего Гринькова — молодых, но амбициозных и регулярно оставляющих позади себя более опытных и титулованных Елену Валову/Олега Васильева. Особый трепет и ответственность накануне Олимпиады ощущались уже летом 1987-го: на сборы в Сухуми Екатерина и Сергей отправились с необычайно широкой группой поддержки в лице специального тренера по ОФП, докторов, ежедневно контролировавших показатели здоровья, и даже ранее отстраненного от работы с парой Станислава Жука как куратора, так еще и с наказом поскорее приступить к постановочному процессу, ведь удачные программы — это, как говорится, полуспеха.
Для короткой программы Марина Зуева выбрала нетленную музыкальную тему — «Марш тореадоров» из оперы «Кармен», для произвольной — сочетание композиций Шопена и Мендельсона, что грамотно раскрывало многообразие артистического потенциала спортсменов. Правда, функционеры скептически отнеслись к очередной интерпретации «Кармен», тем более столь юными фигуристами:
«Многие члены федерации считали, что эта музыка для нас не годится, что она слишком серьезная, и требовали подобрать что-нибудь более романтичное. Марина, которая редко подчинялась, если не видела в этом необходимости, успокоила нас, сказав, что все будет в порядке. Однако я прислушивалась к разным разговорам и, как истый Близнец, сначала страшно волновалась по поводу короткой программы, а потом, наоборот, была уверена, что все пройдет просто великолепно.
Мы меняли начало несколько раз, но музыка осталась. Нам предстояло играть тореадоров — красивых, грациозных и неистовых. Мы пропустили ранние соревнования, которые проводились в Северной Америке — «Скейт Америка» и «Скейт Канада», — чтобы врачи могли тщательно проследить за нашим здоровьем. Спортивная машина Советского Союза не упускала никаких мелочей. Но нас это устраивало. Мы знали, что в этом году наша главная цель — Олимпийские игры. Они приближались, и напряжение росло».
На протяжении нескольких месяцев Гордеева/Гриньков накатывали олимпийские программы, вычищая их до блеска и не размениваясь понапрасну на местечковые турниры во избежание травм или перенапряжения. Только так уж обычно бывает: чем больше чего-то опасаешься, тем с большей вероятностью оно тебя настигает в самый неожиданный момент. В середине ноября фигуристы приняли участие в соревнованиях на приз газеты «Московские новости», чтобы таки представить постановки в отличной от тренировок атмосфере. Без сюрпризов Екатерина и Сергей с запасом взяли золото, и их пригласили выступить с показательным номером. Дело обычное и нехитрое, но во время подготовки произошел инцидент, который чуть не лишил пару Калгари-1988.
«Сергей зацепился коньком за неровность на льду как раз в тот самый момент, когда поднял меня на поддержку «звезда» — руки и ноги у меня были широко разведены в стороны. Он не сумел меня удержать, и я ударилась лбом об лед. Сначала я ничего не почувствовала, потом возникло ощущение, что голова раскалывается от боли. Кто-то меня поднял — думаю, Леонович, — а в следующее мгновение я потеряла сознание. Пришла в себя в медицинском кабинете, из которого меня отвезли в больницу. Там я провела шесть дней. Оказалось, что у меня серьезное сотрясение мозга. Я лежала и волновалась о том, что пропускаю тренировки, что мы теперь не поедем на Олимпийские игры, и страшно злилась на Сергея, потому что считала его виноватым.
Кто-то постучал в дверь, и на пороге я увидела Сергея. Он держал в руках букет роз. Вид у него был очень расстроенный. Впервые в жизни Сергей дарил мне цветы. Я была удивлена, даже счастлива, увидев его огорчение. <…> Он преподнес мне розы, а когда меня на каталке повезли делать анализы, перепугался почти до потери сознания. Вечером ему пришлось присутствовать на показательных выступлениях, чтобы получить наши награды; на фотографиях в газетах, появившихся на следующий день, у него очень печальное лицо. То, что он так переживает, каким-то невероятным образом поднимало мое настроение. До того, как меня выписали, Сергей приходил еще три раза», — вспоминала Екатерина.
После выписки из больницы Гордеева возобновила тренировки только через неделю. Каждый день, проведенный дома, ее неизменно навещал Гриньков. Их отношения тогда стали по-особенному теплыми и надежными — то ли от чувства вины со стороны партнера, то ли от страха потерять близкого, а в глубине души и истинно любимого человека. Как отмечала Екатерина, Сергей будто повзрослел за это время между злосчастным падением и возвращением к нормальному режиму: «За эти две недели что-то произошло, и даже я — которую занимало только катание и тренировки — поняла, что Сергей стал иначе ко мне относиться. Раньше мы были двумя фигуристами. Теперь мы превратились в пару».
Чтобы позволить Гордеевой/Гринькову спокойно нагнать упущенное, Федерация освободила их от участия в национальном первенстве. На январском чемпионате Европы форму спортсменов было сложно назвать оптимальной, учитывая, что, ко всему прочем, Екатерина сильно похудела на нервной почве. Тем менее даже с помарками и внутренним разочарованием они все равно победили. До Олимпийских игр же оставалось всего пару недель, за которые во что бы то ни стало нужно было выйти на пик…
В материале использовались цитаты Екатерины Гордеевой из ее книги «Мой Сергей. История любви».
